Вот уже продолжительное время внимание психологов привлекает вопрос знаково-символического отражения, имеющий давнюю историю. Традиционно в качестве главного определителя наличия знакового или символического отражения выделяют использование субъектом сразу двух планов: реальности и ее репрезентации. Но  в настоящее время общепринятого различения между знаковой репрезентацией и символической так и не существует.

Мы принимаем за отличие символического отражения от знакового то, что употребление символа, прежде всего, связано с появлением неопределенной ситуации. Знак, в связи с наличием значения, применяется в определенных конкретных ситуациях (то есть в ситуациях, структура которых субъекту понятна, то есть воспринимается с помощью системы значений). Внешние особенности знака в этом случае, очевидно, не являются для субъекта существенно важными.

С ситуациями, в которых высокая степень неопределенности, тесно связана спортивная деятельность, и это обуславливает условия для символизации. Экспериментальными исследованиями в рамках психологии спортсменов установлена способность символизации реализовывать функцию решения двигательной задачи и функцию эмоционального регулирования деятельности.
Роль символизации в познавательной функции

С репрезентацией реальности связана, прежде всего, познавательная функция образа. При этом, в связи с возможностью установления взаимнооднозначного соответствия между образом и реальностью, репрезентация носит моделирующий, то есть знаковый характер. В качестве примера можно рассмотреть успешное использование знакового опосредствования.

Так Ш. Палмером для выполнения задачи по освоению программы в фигурном катании была предложена система, оказавшаяся весьма эффективной. Согласно его системе, для оттачивания навыков фигурного катания следует использовать четыре необходимых компонента: обозначение определенных элементов катания ключевыми словами; выполнение фигур сначала мысленно; актуализация соответствующих выполнению данного элемента фигуры чувств; уравнивание по времени представленного на бумаге изучаемого элемента и его реального выполнения.

Д. Гарза и Ж. Фельтс провели интересное исследование. 27 фигуристок возрастом от 10 до 18 лет разделили на две группы. Спортсменки из первой группы использовали метод рисования. Сначала они перечисляли все программные элементы, подбирали к ним ключевые слова, мысленно представляли, как проведут свое выступление. В дальнейшем испытуемыми под включенную музыку, соответствующую выступлению, зарисовывалась своя программа. При этом вслух произносились обозначающие заданным элементам ключевые слова. Поддержка соответствия между скоростью рисования и скоростью выполнения элементов на льду обеспечивалась музыкой. Перед спортсменками стояла задача расположить основные элементы изучаемой программы в соответствии с тем, как  они расположены в пространстве на катке. Фигуристки из первой группы повторяли это упражнение в течение четырех недель перед сном каждый день.

Во второй группе столько же времени уделялось растяжке. По окончании исследований подготовки фигуристок тренеры признали, что  показатели прыжков и вращений испытуемых второй группы значительно уступают показателям испытуемых из первой группы. Таким образом доказана способность  знаковой образной репрезентации выступать в качестве эффективного средства подготовки спортсменов. Необходимо подчеркнуть, что речь идет в данном случае о знаковой репрезентации, когда ситуации моделируются в рисунке.
Образ же символический, напротив, возникает в ситуации неопределенности, выступает для конкретного субъекта выраженными особенностями внешности, образным содержанием, и выходят эти особенности на первый план при обращении сознания к символу.
Познавательная деятельность субъекта из реальной ситуации переносится в его образную, внешнюю оболочку, в которой концентрируется содержание символа. Отметим ещё раз то, что символ не имеет однозначно понимаемого прямого отношения к обозначаемой реальности, поэтому использовать его можно только ориентировкою в оболочке непосредственно самого символа. Однако символ, превращаясь в разнообразные системы значений, ускользает, как только начинается разворачивание его интерпретации.
Поэтому можно считать, что в символе обозначающее и обозначаемое слиты в форме образов, хотя сам символ, выступающий в качестве средства для решения вызвавшей трудности ситуации, репрезентирует нечто, отличающееся от него. Смысл символа, не смотря на то, что не дается вне его формы, не предполагает однозначного совпадения в значениях между символизируемой ситуацией и собственной оболочкой. Между ними существует расхождение, рождающее многозначность, неопределенность самого символа, что отмечали целый ряд авторов (Н. В. Кулагина, К. Г. Юнг, В. В. Мантатов и др.).  Д. Ли, указывал, что символ нельзя рассматривать как метку, через которую как под стеклом видно картину, что прозрачность символа обманчива.

Вместе с тем неверно считать, что символ не имеет к символизируемой ситуации никакого отношения. Если знаком передается только значение, то способный принять на себя в общем-то любое значение символ всегда больше самого значения. Логично предположить, что при анализе оболочки символа перед субъектом раскрывается заключающийся в построении отношений между его составляющими смысл символа. Однажды найденная такая структура, в дальнейшем для её разрешения может перекодироваться субъектом в структуру желаемых отношений между значениями в первоначальной ситуации. К. А. Свасьян писал о том, что ни в одной из форм символа собственно его нет; его существование — в метаморфеме, то есть непосредственно в переходе форм.

Это означает, что без попытки перемещения ключевых отношений, присутствующих непосредственно в  образной оболочке символа, на символизируемую реальность, обращение лишь  к структуре данного символа нивелирует его суть как средства  деятельности, направленной на познавательную функцию.

Символически не всегда понятое является обозначенным, при этом присутствует, скорее, указание на нечто иное, на ту структуру взаимоотношений между составляющими символа, которая способствует видению структуры значений по аналогии в конкретной ситуации. В приведённых исследованиях чётко прослеживается возможность успешного использования символического отражения для освоения рассматриваемых понятий в случае соотношения образного содержания символа с объективной ситуацией. Символ в этом случае помогает переходу к знаковому отражению.

Дж. Пултон с коллегами представил задачу освоения двигательного навыка с помощью символического и знакового опосредствования в следующей работе.

Набрали две группы для обучения игре в настольный теннис. Перед ними была поставлена задача научиться выполнять удар ракеткой по шарику так, чтобы попадать им в сектор, отмеченный на столе. Первую группу обучали по технике западного хвата ракетки (с повернутой вниз кистью) по развернутой инструкции:

1.Ноги расставить слегка шире плеч.
2.Затем правую ногу выдвинуть слегка вперед.
3.Ракеткой двигать вперед и назад.
4.Вес тела переместить на правую ногу.
5.Рукой двигать вверх и вниз.
6.Внутренняя поверхность ракетки должна образовывать  острый угол с поверхностью стола.

Испытуемым из второй группы было дано указание перемещать ракетку по типу движения вверх по склону горы.

Для обеих групп комментарии к указаниям не давались. После проведения одного и того же количества тренировок перед испытуемыми ставились две задачи. По условию более лёгкой задачи надо было выборочно отбивать шарики двух разных цветов: желтые — в левую часть стола, а белые — в правую. Выполнение более трудной задачи предполагало такое же задание, но оно усложнялось тем, что соотнесение цвета шариков и части стола через каждые два удара менялось на противоположное. Результаты эксперимента показали, что при выполнении первого задания обе группы испытуемых находятся на одном уровне подготовки, но в ходе выполнения второго задания спортсмены, инструктируемые по аналогии, оказались значительно лучше подготовленными. По мнению авторов исследования, повышению качества выполнения упражнения в усложнённой ситуации способствовало именно применение метафоры, поскольку этот образ не занимал рабочей памяти и, в отличие от словесной инструкции, не использовал фонематическое кодирование.

Но полученные результаты можно объяснить и другим образом. При получении испытуемым конкретного описания двигательного образа (переведенного в значения), перед ним возникает задача воссоздания этого образа обратно из значений. Н. А. Бернштейн отмечал, что постоянное изменение выполняемой двигательной задачи связано с постоянным изменением обстоятельств ее выполнения и процессов, происходящих в организме субъекта действия и так далее.

В результате испытуемый сталкивается с тем, что описание образа расходится с его реальным воплощением. Это приводит к вынужденной перестройке созданного двигательного образа, отходу в сторону от инструкции. Что в свою очередь закономерно ведёт к снижению эффективности действия. Если же испытуемому предложить метафору, этот образ он интерпретирует исходя из конкретной двигательной задачи, наполнит его соответствующими ситуации значениями.

Ж. Фурньер и его коллеги в этом отношении провели важное для нас исследование.

В нем при помощи специально разработанной компьютерной программы тридцати двум профессиональным парашютистам создавали образы, соответствующие различным ситуациям (подготовка к прыжку в самолете, отработка прыжка, приземление и так далее). Подбор образа можно было осуществлять по нескольким различным характеристикам: по перспективе (видение глазами самого спортсмена или видение со стороны); скорость образа; яркость образа; контрастность образа.
20 парашютистов из общей выборки, имевших не менее 1500 совершенных прыжков и не менее 9 лет практики, оценивались при этом как эксперты. Остальные 12 были новичками, имевшими около 300 прыжков и не более 3 лет практики. Результатами исследования установлено, что у всех испытуемых возникают соответствующие ситуации образы (в соответствии выполняемой функции): при отработке и освоении навыка парашютисты мысленно медленно выполняют движение; в ситуации перед прыжком, наоборот, для снятия стресса движение многократно «прокручивается» очень быстро.

Особенно для нас интересны данные, демонстрирующие различие между начинающими и опытными спортсменами. В 24 % случаев, предложенных для визуализации, новички не могли описать какой-либо образ. В 42 % случаев их образы были представлены в черно-белом цвете. В это же время в 92 % случаев образы экспертов были цветными. Этот факт наглядно свидетельствует о связи освоения какого-либо движения с обогащением его образа. Однако начинающие спортсмены находятся в положении испытуемых первой группы описанного выше эксперимента. В случае отталкивания «от значений» без наличия достаточного опыта построения движения в различных ситуациях они не имеют возможности создать его образ. В этом смысле является продуктивным замысел внедрения символического образа ситуации в качестве ориентировочной основы для построения образа двигательного.

Роль образа в столкновении с ситуацией неопределенности, ярко демонстрирует эксперимент Дж. Бартоломью и М. Брусека. В нём испытуемых подвергали переживанию боли. Переключение внимания от вредительского стимула на другую ситуацию является одним из эффективных способов снижения восприимчивости к боли. Этот метод «отвлечения» основан на предположении контролируемости реакции на боль, поскольку последняя зависит от направленности внимания напрямую.
Первоначально в эксперименте с целью измерения устойчивости испытуемых к болевым ощущениям их всех подвергали определенной процедуре. Прежде чем повторить повторную серию процедур, фигурантов разделили на три группы. Участникам первой группы были даны инструкции по применению способа преодоления боли по методу «отвлечения». По подаваемому за две минуты сигналу до начала поступления болевых ощущений испытуемые приступали к выполнению техники. Другая группа испытуемых также информировалась о сигнале за две минуты до начала процедуры, но никаких предварительных инструкций не получала. Третью же группу вообще не предупреждали о начале процедуры. По результатам эксперимента,  повышение устойчивости к боли было выявлено только в первой группе. Во второй группе повышения толерантности к болевым ощущениям от предупреждения о них не произошло. Особо следует подчеркнуть, что объяснение результатов второй и третьей групп состоит не в снятии ситуации неопределенности (для первой группы испытуемых она так же не была снят), а тем, что другой образ ситуации у них не возникал.

Использование метафор для тренировки детей в возрасте от десяти до семнадцати лет игре в теннис представлено в работе Дж. Эфрана и его коллег. Детей разделили на две группы: экспериментальную и контрольную, состоящих из сорока одного ребенка и двадцати восьми детей соответственно. В течение трех недель обеим группам проведено одно и то же количество тренировок. Но участников экспериментальной группа знакомили с метафорой, которая отражала необходимость отвлечения на время игры от окружающих людей и собственных мыслей. Нам известно, что эффективность  выступлений на соревнованиях и на тренировках у молодых спортсменов в подростковом возрасте может снижаться из-за ориентации на оценку со стороны сверстников и появляющиеся сомнения. Для детей в качестве метафоры сообразно их возрасту  выбирались «пузырь» для младших школьников, «кокон» для более старших детей и куколка насекомых «хризалида» для старшеклассников. Детей просили представить себя, мяч и ракетку, находящимися внутри пузыря, а всё, что могло бы их отвлекать, оставить за его пределами.

К заданию серьезно отнеслись практически все дети. Но на первых занятиях экспериментатору приходилось отводить «теряющего фокус» ребёнка в сторону и предлагать ему «починить метафору».

Проведенные с десятью выдающимися пловцами интервью показали, что, действительно, в начале своей спортивной карьеры все они не могли определить своего отношения к ощущаемой тревоге, с которой сталкивались. Один из спортсменов так рассказал об этой ситуации: «Я хорошо запомнил своё первое серьезное соревнование в финале лиги. Когда я ехал туда со своим отцом, то сказал ему, что у меня в животе бабочки от того, что я нервничаю. Отец мне ответил, что это усиливается адреналин и что это хорошо. И я понял, что адреналин – это хорошо, хотя в том возрасте это понять было и трудно…».
На этом примере показано, насколько важна положительная интерпретация для спортсмена подобных неопределенных ситуаций. В данном случае оценка «хорошо» выступает основой для возникновения символического образа, поскольку, как отмечено самим спортсменом, он не знал, какая объективная ситуация кроется за переживанием тревоги. В дальнейшем подобные ощущения воспринимались спортсменами как необходимые и даже положительные: «Чтобы хорошо проплыть, ты должен нервничать… Нервы помогут показать тебе лучшее, на что только способен… Когда ты не волнуешься, то не сможешь проплыть хорошо…».
По мнению авторов исследования, спортсмены приходили к представлению о «позитивной тревоге», свидетельствующей о их готовности к соревнованиям.
В исследовании Г. Джонса интерпретация тревоги выступает как один из отличительных признаков спортсменов достаточно высокого уровня. Это различие ярко проявляется среди пловцов. Так, 85% профессионалов высокого уровня классифицируют возникновение состояния тревоги способствующей выступлению, а среди обычных спортсменов - только 53 %.

Утверждение о препятствовании выполнению любой деятельности (в частности спортивной) высокого уровня когнитивной тревоги поставил под сомнение Л. Харди. Так, при исследовании американских олимпийцев было доказано использование своей тревоги успешными спортсменами как стимула хорошего выступления. В своих исследованиях К. Парффит и Л. Хард изучали результативность бросков баскетболистов за день перед началом важного турнира и затем через два дня.
Выяснилось, что в состоянии высокого уровня когнитивной тревоги спортсмены показывали либо очень низкие, либо чрезвычайно высокие результаты, в то время как в состоянии низкого уровня когнитивной тревоги результаты были стабильно на среднем уровне. По мнению Л. Харди, значительно повысить результативность спортсмена может преднамеренное введение его в неопределенную и некомфортную для него ситуацию. В данном контексте становится очевидным утверждение, что особую роль в ситуации переживания неопределенности отведено символическому отражению, которое может оказывать значительное позитивное влияние на успешность спортивной деятельности.

Обсуждая интуитивное обращение к символам, нельзя умолчать о многочисленных разнообразных предрассудках, встречающихся среди профессиональных спортсменов. Принято считать, что всевозможные ритуалы способны придавать спортсмену уверенность в своих силах и чувство контроля над возникающей ситуацией — они снижают ощущение тревоги и, тем самым, якобы позволяют справиться с чувством неопределенности, представляющим собой обязательную составляющую спорта. Причем, чем больше времени в спорте провёл спортсмен, тем выше у него уровень восприятия подобных суеверий. Следует признать свидетельство этого обстоятельства в пользу того, что у более опытных спортсменов в ходе происходящей дифференциации ситуаций неопределенности вырабатывается соответствующая техника работы с ними.
Попытку смоделировать появление суеверий предприняли в своей работе Б. Бриттон и Дж. Ван Раалте. В ходе эксперимента перед 37 молодыми людьми и девушками была поставлена задача закатывать в лунку мяч, выполняя серию ударов по нему клюшкой. Для выполнения каждого удара испытуемым предлагались мячи четырех расцветок. Кроме этого, участники эксперимента заполняли направленный на выявление внешней или внутренней направленности атрибуции опросник. Была обнаружена высокая статистическая взаимосвязь между повторным выбором успешно направленного в лунку мяча и приписыванием причин внешним обстоятельствам, то есть внешней атрибуцией.

При повторе эксперимента К. Эрдал П. и Райт усложнили его и постарались определить влияние сложности предъявленной задачи и степени профессионализма игрока. Теперь в ходе эксперимента 40 участников наносили серии из 20 ударов с расстояния до лунки от 90 см до 270 см.
Выяснилось, что испытуемые со слабыми навыками были расположены к выбору мяча того цвета, который ранее уже был успешно закачен в лунку, демонстрируя суеверия при  нанесении ударов с небольшого расстояния, то есть в более простой ситуации. В то же время изначально обладающие более высоким уровнем мастерства испытуемые, напротив, суеверия проявляли не в простой, а только в сложной ситуации. Авторы эксперимента пришли к выводу: «Слабые участники чувствовали, что нуждаются в опоре на внешние источники (например, цвет мяча) в связи с отсутствием уверенности в способности совершить точный короткий удар. Чувство неопределенности, испытываемое участниками эксперимента с высоко развитым уровнем навыков действий в сложной ситуации, однозначно сходно чувству неопределенности, испытываемому участниками эксперимента с низко развитым уровнем навыков действий в простой ситуации».
Результаты исследования наглядно показывают, что важным звеном в решении двигательной задачи является спонтанное появление символизации.
Выводы

1.В спортивной деятельности процесс символизации выполняет две важные функции: для решения двигательной задачи когнитивную и для регуляции состояния спортсмена эмоциональную.
2.Так как в отличие от знака символический образ не имеет единого значения, одним из его качеств является психологическая напряженность, связанная с расхождением между образным содержанием символа и реальной ситуацией. Логично предположить, что его применение будет содействовать усилению мотивации тренировок у спортсменов.
3.В ситуации неопределенности можно регулировать связанное с ней напряжение методом переноса появившегося символического образа в символический план. Его наличие облегчает эффективную ориентировку в ситуации неопределённости, поскольку в качестве таковой может являться любая новая для спортсмена ситуация.
4.Разработка технологии фасилитации продуктивной символизации в ситуациях с неопределенностью, связанная с изучением форм репрезентации спортсменов, является одной из задач в сфере спортивной психологии.